13.05.2015 3 131389
В некоторых исторических исследованиях утверждается, что на стороне Гитлера в период Второй мировой войны сражалось до 1 миллиона граждан СССР. Цифру эту вполне можно оспорить в сторону понижения, но очевидно, что в процентном отношении большую часть этих предателей составляли не бойцы власовской Русской Освободительной армии (РОА) или разного рода эсэсовских национальных легионов, а местные охранные подразделения, представителей которых называли полицаями .
ВСЛЕД ЗА ВЕРМАХТОМ
Они появлялись вслед за оккупантами. Солдаты вермахта, захватив тот или иной советский поселок, под горячую руку расстреливали всех не успевших спрятаться от незваных пришельцев: евреев, партийных и советских работников, членов семей командиров Красной армии.
Сделав свое гнусное дело, солдаты в серых мундирах отправлялись дальше на восток. А поддерживать «новый порядок» на оккупированной территории оставались вспомогательные части и немецкая военная полиция. Естественно, немцы не знали местных реалий и плохо ориентировались в происходящем на контролируемой ими территории.
Белорусские полицаи
Для того чтобы успешно выполнять возложенные на них обязанности, оккупантам требовались помощники из местного населения. И таковые нашлись. Немецкая администрация на захваченных территориях начала формировать так называемую «Вспомогательную полицию».
Что же представляла собой эта структура?
Итак, Вспомогательная полиция (Hilfspolizei) создавалась немецкой оккупационной администрацией на оккупированных территориях из лиц, считавшихся сторонниками новой власти. Соответствующие подразделения не являлись самостоятельными и подчинялись немецким полицейским управлениям. Местные администрации (городские и сельские управы) занимались лишь чисто административной работой, связанной с функционированием отрядов полицаев - их формированием, выплатой жалованья, доведением до их сведения распоряжений немецкой власти и т. п.
Термин «вспомогательная» подчеркивал несамостоятельность полиции по отношению к немцам. Не имелось даже единообразного названия - помимо Hilfspolizei, использовались и такие, как «местная милиция», «охранная полиция», «служба порядка», «самозащита».
Унифицированное обмундирование для членов вспомогательной полиции не предусматривалось. Как правило, полицаи носили повязки с надписью Polizei, форма же их была произвольной (например, они могли носить советскую военную форму со снятыми знаками различия).
Полиция, набранная из граждан СССР, составляла без малого около 30% от всех местных коллаборационистов. Полицаи были одними из самых презираемых нашим народом типом коллаборационистов. И на это имелись достаточно веские причины...
В феврале 1943 года численность полицаев на территории, оккупированной немцами, достигла примерно 70 тысяч человек.
ТИПАЖИ ПРЕДАТЕЛЕЙ
Из кого чаще всего формировалась эта «вспомогательная полиция»? В нее шли представители, условно говоря, пяти разных по своим целям и взглядам категорий населения.
Первая - это так называемые «идейные» противники советской власти. Среди них преобладали бывшие белогвардейцы и уголовники, осужденные по так называемым политическим статьям тогдашнего УК. Приход немцев они воспринимали, как возможность отомстить «комиссарам и большевикам» за прошлые обиды.
Украинские и прибалтийские националисты к тому же получили возможность вдоволь поубивать «клятых москалей и жидов».
Вторая категория - это те, кто при любом политическом режиме старается остаться на плаву, получить власть и возможность вдоволь пограбить и поиздеваться над своими же соотечественниками. Нередко и представители первой категории не отрицали, что подались в полицаи для того, чтобы совместить мотив мести с возможностью набить карманы чужим добром.
Вот, например, фрагмент из показаний полицая Огрызкина, данных им представителям советских карательных органов в 1944 году в Бобруйске:
«На сотрудничество с немцами я пошел потому, что считал себя обиженным советской властью. До революции у моей семьи было много имущества и мастерская, которая приносила неплохой доход. <...> Я думал, что немцы как культурная европейская нация, хотят освободить Россию от большевизма и вернуть старые порядки. Поэтому принял предложение вступить в полицию.
<...> В полиции были наиболее высокие оклады и хороший паек, кроме того, была возможность использовать свое служебное положение для личного обогащения...»
В качестве иллюстрации приведем еще один документ - фрагмент показаний полицая Грунского во время суда над изменниками Родины в Смоленске (осень 1944 года).
«...Добровольно согласившись сотрудничать с немцами, я просто хотел выжить. Каждый день в лагере умирало по пятьдесят - сто человек. Стать добровольным помощником было единственным способом выжить. Тех, кто выразил желание сотрудничать, сразу же отделяли от общей массы военнопленных. Начинали нормально кормить и переодевали в свежую советскую форму, но с немецкими нашивками и обязательной повязкой на плече...»
Надо сказать, что сами полицаи прекрасно понимали, что жизнь их зависит от положения на фронте, и старались пользоваться любой возможностью, для того чтобы вволю выпить, закусить, потискать местных вдовушек и пограбить.
Во время одного из застолий заместитель начальника полиции Сапычской волости Погарского района Брянской области Иван Раскин произнес тост, от которого, по свидетельству очевидцев этой попойки, у присутствующих полезли на лоб глаза от удивления: «Мы знаем, что нас народ ненавидит, что он ждет прихода Красной армии. Так давайте спешить жить, пейте, гуляйте, наслаждайтесь жизнью сегодня, так как завтра все равно нам поотрывают головы».
«ВЕРНЫЙ, ХРАБРЫЙ, ПОСЛУШНЫЙ»
Среди полицаев существовала и особая группа тех, кого особенно люто ненавидели жители оккупированных советских территорий. Речь идет о сотрудниках так называемых охранных батальонов. Вот у них-то руки были по локоть в крови! На счету карателей из этих батальонов сотни тысяч загубленных человеческих жизней.
Для справки следует пояснить, что особыми подразделениями полиции являлись так называемые шуцманшафты (нем. Schutzmann-schaft - охранная команда, сокр. Schuma) - карательные батальоны, действовавшие под командованием немцев и вместе с другими немецкими частями. Члены шуцман-шафтов носили немецкую военную форму, но с особыми знаками различия: на головном уборе свастика в лавровом венке, на левом рукаве свастика в лавровом венке с девизом по-немецки «Тгеи Tapfer Gehorsam» - «Верный, храбрый, послушный».
Полицаи за работой палачей
Каждый батальон по штату должен был иметь пятьсот человек, включая девятерых немцев. В общей сложности, было сформировано одиннадцать белорусских батальонов Schuma, один артдивизион, один кавалерийский хкадрон Schuma. На конец февраля 1944 года в этих частях находилось 2167 человек.
Украинских батальонов полиции Schuma было создано больше: пятьдесят два в Киеве, двенадцать на территории Западной Украины и два в Черниговской области, общей численностью 35 тысяч человек. Русских батальонов создано не было вовсе, хотя русские предатели служили в батальонах Schuma других национальностей.
Чем же занимались полицаи из карательных отрядов? А тем же, чем обычно занимаются все палачи, - убийствами, убийствами и еще раз убийствами. Причем убивали полицаи всех подряд, невзирая на пол и возраст.
Вот типичный пример. В Белой Церкви неподалеку от Киева орудовала «зондеркоманда 4-а» штандартенфюрера СС Пауля Бломбеля. Рвы были заполнены евреями - мертвыми мужчинами и женщинами, но только с 14 лет, детей не убивали. Наконец, достреляв последних взрослых, после препирательств сотрудники зондеркоманды уничтожили всех, кому было больше семи лет.
В живых осталось только около 90 малолетних детей в возрасте от нескольких месяцев до пяти, шести или семи лет. Таких маленьких детей даже немецкие видавшие виды палачи не могли уничтожить... И вовсе не из жалости - они просто боялись нервного срыва и последующих психических расстройств. Тогда было решено: пусть еврейских детишек уничтожат немецкие холуи - местные украинские полицаи.
Из воспоминаний очевидца, немца из этой украинской Schuma:
«Солдаты вермахта уже выкопали могилу. Детей везли туда на тракторе. Техническая сторона дела меня не касалась. Украинцы стояли вокруг и дрожали. Детей выгрузили с трактора. Их поставили на край могилы - когда украинцы начали в них стрелять, дети падали туда. Раненые тоже падали в могилу. Это зрелище я не забуду до конца жизни. Оно все время у меня перед глазами. Особенно запомнилась мне маленькая белокурая девочка, взявшая меня за руку. Потом ее тоже застрелили».
ДУШЕГУБЫ НА «ГАСТРОЛЯХ»
Впрочем, каратели из украинских карательных батальонов «отличились» и на выезде. Мало кто знает, что печально известную белорусскую деревню Хатынь уничтожили со всеми ее жителями не немцы, а украинские полицаи из 118-го полицейского батальона.
Создана эта карательная часть была в июне 1942 года в Киеве из числа бывших членов Киевского и Буковинского куреней Организации украинских националистов (ОУН). Практически весь ее личный состав оказался укомплектован бывшими командирами или рядовыми Красной армии, попавшими в плен в первые месяцы войны.
Еще до зачисления в ряды батальона все его будущие бойцы согласились служить фашистам и пройти военную подготовку на территории Германии. Начальником штаба батальона был назначен Васюра, который практически единолично руководил частью во всех карательных операциях.
После завершения формирования 118-й полицейский батальон сначала «отличился» в глазах оккупантов, принимая активное участие в массовых расстрелах в Киеве, в печально известном Бабьем Яру.
Григорий Васюра - палач Хатыни (фото сделано незадолго перед расстрелом по приговору суда)
22 марта 1943 года 118-й батальон охранной полиции вошел в деревню Хатынь и окружил ее. Все население деревни от мала до велика - стариков, женщин, детей - выгнали из домов и загнали в колхозный сарай.
Прикладами автоматов поднимали с постели больных, стариков, не щадили женщин с маленькими и грудными детьми.
Когда всех людей собрали в сарае, каратели заперли двери, обложили сарай соломой, облили бензином и подожгли. Деревянный сарай быстро загорелся. Под напором десятков человеческих тел не выдержали и рухнули двери.
В горящей одежде, охваченные ужасом, задыхаясь, люди бросились бежать, но тех, кто вырывался из пламени, расстреливали из пулеметов. В огне сгорели 149 жителей деревни, из них 75 детей младше шестнадцати лет. Сама деревня оказалась полностью уничтожена.
Начальником штаба 118-го батальона охранной полиции был Григорий Васюра, который единолично руководил батальоном и его действиями.
Интересна дальнейшая судьба хатынского палача. Когда 118-й батальон был разгромлен, Васюра продолжил службу в 14-й гренадерской дивизии СС «Галичина», а уже в самом конце войны -в 76-м пехотном полку, который был разбит во Франции. После войны в фильтрационном лагере ему удалось замести свои следы.
Только в 1952 году за сотрудничество с фашистами во время войны трибунал Киевского военного округа приговорил Васюру к 25 годам лишения свободы. В то время о его карательной деятельности ничего еще не было известно.
17 сентября 1955 года Президиум Верховного Совета СССР принял указ «Про амнистию советских граждан, которые сотрудничали с оккупантами во время войны 1941,-1945 годов», и Васюра вышел на свободу. Вернулся он к себе на родную Черкасчину. Сотрудники КГБ все-таки нашли и снова арестовали преступника.
К тому времени он был уже ни много ни мало заместителем директора одного из больших совхозов под Киевом. Васюра очень любил выступать перед пионерами, представляясь как ветеран Великой Отечественной войны, фронтовик-связист. Он даже считался почетным курсантом в одном из военных училищ Киева.
С ноября по декабрь 1986 года в Минске проходил судебный процесс над Григорием Васюрой. Четырнадцать томов дела N9 104 отразили множество конкретных фактов кровавой деятельности нацистского карателя. Решением военного трибунала Белорусского военного округа Васюра был признан виновным во всех инкриминируемых ему преступлениях и приговорен к тогдашней высшей мере наказания - расстрелу.
Во время суда было установлено, что им лично было уничтожено более 360 мирных женщин, стариков, детей. Палач обратился с прошением о помиловании, где, в частности, писал: «Прошу дать возможность мне, больному старику, дожить жизнь со своей семьей на свободе».
В конце 1986 года приговор был приведен в исполнение.
ИСКУПИВШИЕ
После поражения немцев под Сталинградом многие из тех, кто «верно и послушно» служил оккупантам, начали задумываться о своем будущем. Начался обратный процесс: не запятнавшие себя массовыми убийствами полицаи стали уходить в партизанские отряды, прихватив с собой табельное оружие. По данным советских историков, в центральной части СССР партизанские отряды к моменту освобождения состояли в среднем на одну пятую из полицаев-перебежчиков.
Вот что было написано в отчете Ленинградского штаба партизанского движения:
«В сентябре 1943 года агентурные работники и разведчики разложили более десяти вражеских гарнизонов, обеспечили переход к партизанам до тысячи человек... Разведчики и агентурные работники 1 -й партизанской бригады в ноябре 1943 года разложили шесть вражеских гарнизонов в населенных пунктах Баторы, Локоть, Терентино, Полово и направили из них в партизанскую бригаду более восьмисот человек».
Имели место и случаи массовых переходов целых отрядов лиц, сотрудничавших с нацистами, на сторону партизан.
16 августа 1943 года командир «Дружины № 1», бывший подполковник Красной армии Гиль-Родионов
, и 2200 находившихся под его началом бойцов, расстреляв предварительно всех немцев и особо антисоветски настроенных командиров, двинулась к партизанам.
Из бывших «дружинников» была сформирована «1-я Антифашисткая партизанская бригада», а ее командир получил звание полковника и был награжден орденом Красной Звезды. Бригада позднее отличилась в боях с немцами.
Сам же Гиль-Родионов погиб 14 мая 1944 года с оружием в руках у белорусского поселка Ушачи, прикрывая прорыв блокированного немцами партизанского отряда. При этом его бригада понесла большие потери - из 1413 бойцов погибли 1026 человек.
Ну а когда пришла Красная армия, то для полицаев настало время ответить за все. Многие из них были расстреляны сразу же после освобождения. Народный суд часто бывал скор, но справедлив. Успевших сбежать карателей и палачей долго еще разыскивали компетентные органы.
ВМЕСТО ЭПИЛОГА. ЭКС-КАРАТЕЛЬНИЦА-ВЕТЕРАН
Интересна и необычна судьба женщины-карательницы, известной как Тонька-пулеметчица.
Антонина Макаровна Макарова , москвичка, служила в 1942-1943 годах у известного нацистского пособника Бронислава Каминского, ставшего впоследствии бригадефюрером СС (генерал-майором). Макарова исполняла обязанности палача в контролируемом Брониславом Каминским «Локотском округе самоуправления». Убивать свои жертвы она предпочитала из пулемета.
«Все приговоренные к смерти были для меня одинаковые. Менялось только их количество. Обычно мне приказывали расстрелять группу из 27 человек - столько партизан вмещала в себя камера. Я расстреливала примерно в 500 метрах от тюрьмы у какой-то ямы.
Арестованных ставили цепочкой лицом к яме. На место расстрела кто-то из мужчин выкатывал мой пулемет. По команде начальства я становилась на колени и стреляла по людям до тех пор, пока замертво не падали все...» - рассказывала она потом на допросах.
«Я не знала тех, кого расстреливаю. Они меня не знали. Поэтому стыдно мне перед ними не было. Бывало, выстрелишь, подойдешь ближе, а кое-кто еще дергается. Тогда снова стреляла в голову, чтобы человек не мучился. Иногда у нескольких заключенных на груди был подвешен кусок фанеры с надписью «партизан». Некоторые перед смертью что-то пели. После казней я чистила пулемет в караульном помещении или во дворе. Патронов было в достатке...»
Часто ей приходилось расстреливать людей целыми семьями, включая детей.
После войны она благополучно прожила еще тридцать три года, вышла замуж, стала ветераном труда и почетной гражданкой своего городка Лепель в Витебской области Белоруссии. Муж у нее тоже являлся участником войны, был награжден орденами и медалями. Две взрослые дочери гордились своей мамой.
Ее часто приглашали в школы рассказывать детям о своем героическом прошлом фронтовой медсестры. Тем не менее Макарову все это время искало советское правосудие. И лишь спустя много лет случайность позволила следователям напасть на ее след. Она призналась в своих преступлениях. В 1978 году в возрасте пятидесяти пяти лет Тоньку-пулеметчицу расстреляли по приговору суда.
Олег СЕМЕНОВ, журналист (Санкт-Петербург), газета "Совершенно секретно"
«Религия является злейшим врагом советского патриотизма... История не подтверждает
заслуг церкви в деле развития подлинного патриотизма».
Журнал «Безбожник» июнь 1941г.
К началу II мировой войны в 25 областях РСФСР не было ни одного действующего православного храма, а в 20 областях функционировало не более чем по 5 церквей. На Украине ни одной действующей церкви не было в Винницкой, Донецкой, Кировоградской, Николаевской, Сумской, Хмельницкой областях; по одной действовало в Луганской, Полтавской и Харьковской.26 Согласно данным НКВД, к 1941 году в стране действовало 3021 православный храм из них почти 3000 находились на отошедших к СССР в 1939-1940 годах территориях Литвы, Латвии, Эстонии, Бессарабии, Северной Буковины, Польши и Финляндии
Численность Союза воинствующих безбожников в 1932 году достигла 5 млн. человек. Планировалось к 1938 году количество его членов довести до 22 млн. человек.28 Тираж антирелигиозных изданий достиг к началу войны 140 млн. экземпляров.
С датой германского нападения на СССР связано немало мифов, получивших особенно широкое распространение в церковной среде. Согласно одному из наиболее известных, дата 22 июня была якобы выбрана Гитлером в соответствии с астрологическими прогнозами. От этой легенды отталкиваются и те, кто не прочь представить события июня 1941-го как поход «языческой Германии» на «православную Русь».. Однако германский Генштаб при выборе дня и времени удара по СССР руководствовался соображениями иного плана...
Обычно ночь с субботы на воскресенье была самой «недисциплинированной» в РККА. В воинских частях устраивались бани, за которыми следовали обильные возлияния; командный состав в воскресную ночь, как правило, отсутствовал находясь со своими семьями; для рядового же состава эта ночь всегда была самой подходящей для «самоволок». Именно этим, вполне земным расчетом (а вовсе не «шепотом звезд») и руководствовалось гитлеровское командование при выборе нескольких дат нападения на СССР. События первого дня войны блестяще показали справедливость такого расчета.
Получив известие о начале войны, блюститель патриаршего престола митр. Сергий
(Страгородский) как говорят современные церковные историки выпустил своё
«Послание пастырям и пасомым Христовой Православной Церкви». Факт его появления
22.6.1941 г. до сих пор оспаривается
В послании говорилось: «Фашиствующие разбойники напали на нашу Родину... Жалкие
потомки врагов православного христианства хотят еще раз попытаться поставить народ
наш на колени перед неправдой... Но не первый раз приходится русскому народу выдерживать
такие испытания. С Божией помощью и на сей раз он развеет в прах фашистскую вражескую
силу... Церковь Христова благословляет всех православных на защиту священных границ
нашей Родины.».37 Содержался в послании и скрытый упрек властям, утверждавших,
что войны не будет. У митр. Сергия это место выражено так: «...мы, жители России,
надеялись, что пожар войны, охвативший почти весь земной шар, до нас не дойдет...»...38
Любопытно, что задолго до соответствующего обращения Кремля митр. Сергий уже назвал
«лукавые соображения» о «возможных выгодах» по другую сторону фронта ничем иным
как прямой изменой Родине».39 Однако действенность такой риторики неумолимо превращалась
в прах по мере стремительного продвижения германских армий на восток...
В истории войн невозможно найти аналог столь изначально лояльного отношения к
агрессору, которое демонстрировало население оккупированных немцами областей СССР.
И тот факт, что так много россиян заранее было готово перейти к немцам, выглядит
для многих невероятным. Но именно так и было. Примеры изначально враждебного отношения
к изгнанию большевиков были скорее исключением, нежели общим правилом. Немецким
кинематографистам не было нужды прибегать к искусственным декорациям, для того
чтобы запечатлеть на пленку примеры встреч советским населением германских войск
хлебом-солью и забрасывания немецких танков цветами. Эти кадры являются ярчайшим
свидетельством, столь ненормального восприятия чужеземного вторжения...
Стоит ли удивляться, что с не меньшим воодушевлением восприняла нападение Германии
на СССР и русская эмиграция. Для многих русских изгнанников появилась реальная
надежда скорого «освобождения» Родины. Причем такие надежды встречались независимо
от церковной юрисдикции (а не только в РПЦЗ - как это пыталась представить советская
историография). Вторжение Германии в СССР приветствовал парижский иерарх РПЦЗ
митр. Серафим (Лукьянов), впоследствии перешедший в Московскую Патриархию. В своем
обращении по случаю германского нападения, он заявил: «Да благословит Всевышний
великого Вождя Германского народа, поднявшего меч на врагов самого Бога... Да
исчезнут с лица земли масонская звезда, серп и молот».45 С неменьшей радостью
воспринял 22 июня 1941 года и принадлежавший тогда к «евлогианской» юрисдикции
архимандрит Иоанн (Шаховской, будущий архиеп. Сан-Францисский): «Кровавая операция
свержения Третьего Интернационала поручается искусному, опытному в науке своей
германскому хирургу».46 И даже клирик Московской Патриархии о. Георгий Бенигсен
вспоминает о начале войны в Риге: «На всех лицах затаенная радость...».47
. В. Цыпин: «Во всех городах и во многих селах, оставленных советской администрацией,
объявлялись священники, либо находившиеся там на положении ссыльных, либо скрывавшиеся
в подполье, либо зарабатывавшие на жизнь каким-нибудь ремеслом или службой. Эти
священники получали у оккупационных комендантов разрешение на совершение богослужений
в закрытых,».41 Другой очевидец (псаломщик Николо-Конецкого прихода Гдовского
района Псковской области С. Д. Плескач) отмечал следующее: «Русский человек совершенно
изменился, как только появились немцы. Разрушенные храмы воздвигались, церковную
утварь делали, облачения доставляли оттуда, где сохранились, и много строили и
ремонтировали храмы. Всюду красилось... Когда все было готово, тогда приглашали
священника и освящался храм. В это время были такие радостные события, что я не
умею описать».42 Такие чувства были характерны для населения самых различных районов
оккупированной территории. Журналист В. Д. Самарин так описывает немецкую оккупацию
в Орле: «Проснулось, всплыло на поверхность души спрятанное глубоко при большевиках
религиозное чувство. Молящиеся переполнили церкви, по деревням носили чудотворные
образа. Молились так, как давно не молились.»
Адольф Гитлер и православная эмиграция
«...если правительство германского Рейха пожелает
привлечь русские православные церкви к сотрудничеству
в борьбе с коммунистическим безбожным движением...,
то правительство Рейха найдет с нашей стороны
полное согласие и поддержку».
митр. Евлогий (Георгиевский), октябрь 1937 г.
Примечательно, что первые контакты русской эмиграции с Гитлером относятся к началу
20-х годов.4 Посредником в этих контактах был Альфред Розенберг. Родившийся в
Российской империи, учившийся в Киевском университете и служивший в русской армии
во время I мировой войны, Розенберг по-русски говорил лучше, чем по-немецки. В
окружении Гитлера он сыскал славу лучшего специалиста по России и «русской душе»,
и именно ему была доверена разработка расовой теории в нацистской идеологии. Возможно,
что именно он убедил Гитлера в целесообразности дружеских отношений с Русской
Православной Церковью на территории Германии. Так, в 1938 году нацисты построили
в Берлине православный кафедральный собор Воскресения Христова на Курфюрстендамм
и финансировали из имперской казны капитальный ремонт 19 православных храмов.
Кроме того, по указу Гитлера от 25.2.1938, русские приходы подчинявшиеся митрополиту
Евлогию (Георгиевскому), были переданы под юрисдикцию Германской епархии Русской
Православной Церкви Заграницей (далее - РПЦз).5 Цитируемый здесь проф. Поспеловский
склонен несколько драматизировать это событие, выставляя его одним из краеугольных
камней церковно-эмигрантского раскола. Необходимо все же учитывать, что конфронтация
между карловацким Синодом и митр. Евлогием началась задолго до прихода Гитлера
к власти и носила все-таки церковно-административный, а не богословский и не политический
характер. Справедливым будет так же отметить, что только 6% русских эмигрантских
приходов находились под юрисдикцией митр. Евлогия, а остальные 94% подчинялись
Зарубежному Синоду.6 Даже исходя только из элементарной арифметической логики,
вряд ли будет справедливым говорить о «раскольничьих устремлениях карловчан».
Вероятно, подобной же логикой руководствовался и Гитлер, пожелавший «централизовать»
православные приходы на территории Рейха, а потому подчинивший евлогианское «меньшинство»
синодальному «большинству» (было бы странно, если бы он сделал наоборот. В истории
с евлогианскими приходами Гитлер был движим идеей централизовать, все для облегчения
контроля над религиозными организациями.7 Для достижения этой цели он создал Рейхсминистерство
религиозных культов, предоставил Германской епархии РПЦ государственный статус
«корпорации публичного права» (каковой имели только лютеране и католики) и передал
под юрисдикцию Германской епархии 13 евлогианских приходов.
Что касается строительства нацистами православного собора и капитального ремонта
19 храмов, то с этим благодеянием связано и благодарственное письмо Гитлеру за
подписью тогдашнего первоиерарха РПЦЗ митрополита Анастасия (Грибановского).
Гитлер выступил как «строитель и попечитель» храмов, и выражение благодарности
предстоятелем Церкви за такое благодеяние - явление вполне нормальное и естественное,
для предателей. Нельзя не учитывать и того факта, что в предвоенном 1938-м Гитлер
олицетворялся с человеком, честно победившим на выборах и возглавившим правительство,
признанное всеми странами мира.
Как уже отмечалось выше, Гитлер воспринимался русской эмиграцией как противовес
безбожному большевизму. Еще в 1921 году Высший монархический совет вел переговоры
с Гитлером о возможной помощи в случае его прихода к власти в подготовке духовенства
для освобожденной от большевиков России.9 В отличие от лидеров западных демократий,
Гитлер не позволял себе выражения «русский коммунизм», предпочитая этому другой
термин - «иудо-большевизм». Такая терминология русскую эмиграцию вполне устраивала
и не резала ухо. Русофобские места в «Mein Kampf» были мало кому известны, и неудивительно,
что даже самые отъявленные русофилы вроде И. А. Ильина призывали русскую эмиграцию
«не смотреть на национал-социализм еврейскими глазами».
Вполне справедливо будет предположить, что проправославные жесты Гитлера носили
дипломатическо-пропагандистский характер. Такими жестами можно было снискать себе
симпатии в странах потенциальных союзников, в странах с преимущественно православным
вероисповеданием (Румыния, Болгария, Греция). 1 сентября 1939 года германский
Вермахт взломал польскую границу. II мировая война началась...
Несмотря на то, что Гитлер выступил как откровенный агрессор, его нападение на
Польшу серьезно не отразилось на восприятии его русской эмиграцией. Это обстоятельство
позволило нацистам после оккупации Польши сделать еще один проправославный жест.
Началось повальное возвращение православным, отобранных у них приходов. Как писал
журнал «Церковная жизнь», «...православное население встречает доброжелательное
отношение со стороны немецких властей, которые по первой просьбе населения возвращают
ему отобранное поляками церковное имущество».13 Помимо этого, при поддержке германских
властей в Вроцлаве был открыт православный богословский институт.
Церковная политика нацистов в оккупированных областях СССР
«Православие – красочный этнографический ритуал»
(рейхсминистр Розенберг).
Занятые немцами районы (едва ли не половина европейской части СССР) подверглись
территориальному делению на рейхскомиссариаты, состоявшие из округов, областей,
районов, уездов и волостей. Прифронтовая территория находилась под управлением
Вермахта. Северная Буковина, Молдавия, Бессарабия и Одесская область были переданы
Румынии. Галицию присоединили к Польскому генерал-губернаторству. Остальная территория
составила рейхскомиссариат «Украина» (с центром в Ровно). Центральная часть Белоруссии
образовала генеральный комиссариат Белоруссии. Северо-запад Брестской и Гродненская
области отошли к Восточной Пруссии (здесь действовали общегерманские законы).
Большая часть Брестской, а также Пинская и Полесская области отошли к рейхскомиссариату
«Украина», а северо-запад Виленской области - к генеральному округу Литвы. Сам
же генеральный округ Белоруссии входил в состав рейхскомиссариата «Остланд».51
Национальный вопрос, по мнению нацистского идеолога Розенберга, заключался в
том, «чтобы разумно и целеустремленно поддержать стремление к свободе всех этих
народов… выделить из огромной территории Советского Союза государственные образования
(республики) и организовать их против Москвы, чтобы освободить Германский Рейх
на грядущие столетия от восточного кошмара».52
Что касается религиозной политики немцев на оккупированных землях, то она вряд
ли может быть охарактеризована однозначно. Здесь господствовало несколько взаимоисключающих
подходов, однако наиболее распространенными были два...
Позицию рейхсминистра Восточных земель Альфреда Розенберга можно сформулировать
примерно так: «Уклад жизни русского народа веками формировался под влиянием Православия.
Большевицкая клика лишила русский народ этого стержня и превратила его в ни во
что неверующее, неуправляемое стадо. Столетиями русским вдалбливали с амвонов,
что «всякая власть от Бога». Царская власть, не сумев обеспечить своим подданным
достойный уровень жизни, смогла с помощью Церкви сформировать в народе сознание,
что лишения, страдания и притеснения идут на пользу душе. Подобная проповедь обеспечивала
правителям раболепскую покорность народа. Этот момент совершенно не учли большевики,
и с нашей стороны было бы глупо повторять их ошибку. Поэтому, в наших же интересах
реанимировать эти православные постулаты в умах народа, если мы хотим держать
его в узде. Гораздо лучше, если в Восточных землях будут созданы автономные и
неподотчетные друг другу церковные структуры, дабы исключить возможность возникновения
единой мощной церковной организации».
Такова была позиция Розенберга, которая определяла отношение нацистов к РПЦ и
которой руководствовались в той или иной степени нацистские чиновники. Основные
ее положения были изложены в письме Розенберга к рейхскомиссарам Остланда и Украины
от 13.5.1942 г. Их можно сформулировать так: Религиозные группы не должны заниматься
политикой. Они должны быть разделены по признакам национальным и территориальным.
Национальный признак должен особенно строго соблюдаться при подборе возглавления
религиозных групп. Территориально же религиозные объединения не должны выходить
за границы одной епархии. Религиозные общества не должны мешать деятельности оккупационных
властей.53
Церковную политику Вермахта можно охарактеризовать как отсутствие какой-либо
политики по отношению к Церкви. Собственный кодекс поведения, верность старым
традициям способствовали распространению в среде немецких военных устойчивой антипатии
к проявлениям нацистского фанатизма и расовой шизофрении. Только этим и можно
объяснить тот факт, что фронтовые генералы и офицеры закрывали глаза на директивы
и инструкции из Берлина, если те строились на теории об «унтерменшах». Сохранилось
немало свидетельств и документов не только о радушном приеме российским населением
немецкой армии, но и о «ненацистском» отношении германских солдат к населению
занятых ими областей СССР. В частности, сохранились документы о приказах немецким
солдатам помнить, что они находятся не на оккупированных территориях, а на земле
союзника.54 Довольно часто солдаты и офицеры Вермахта демонстрировали искреннее
дружелюбие и симпатии к народу, страдавшему в течение двух десятилетий под властью
большевиков. В церковном вопросе такое отношение выливалось во всестороннюю поддержку
восстановления церковной жизни.
Военные не только охотно поддерживали инициативы местного населения по открытию
приходов, но и оказывали различную помощь в виде денежных средств и стройматериалов
для восстановления разрушенных храмов. Сохранилось немало свидетельств и того,
что немецкие военные сами проявляли инициативу по открытию церквей на подконтрольных
им территориях и даже приказывали это делать.55 Так, например, в сохранившейся
в материалах Управления пропаганды и агитации ЦК ВКП(б) докладной записке З. В.
Сыромятниковой «О пребывании на территории Харьковской области, оккупированной
немецкими войсками с 15 по 22 декабря 1941 г.» отмечалось: «Немецкое командование
особое внимание обращает на работу церквей. В ряде сел, где не разрушены церкви,
они уже работают... В селах, где они разрушены, дан приказ старостам немедленно
подобрать помещение и открыть церкви».56
Иногда инициативность немцев принимала анекдотические формы. В том же фонде хранится
и справка уполномоченного Себежской комендатуры от 8.10.1941 г.: «Дана настоящая
в том, что немецкая власть, освободившая крестьянство от большевиков, ставит вопрос
открыть богослужение в Ливской церкви, и поэтому уполномочиваю лично вас, Рыбакова
Якова Матвеевича, за неимением священника - занять место священника и исполнять
церковный обряд. Просьба: никаких отказов не может быть, в чем и выдана настоящая
справка за подписью представителя немецкой власти Энгельгард»... На что Рыбаков
отвечает: «Быть священником не могу, так как не получил на то от епископа благословения,
кроме того, по христианскому закону двоеженцы священниками быть не могут, а я
двоеженец»...57
Следует отметить, что помощь немецкой армии в восстановлении русских православных
храмов всегда строилась на принципах «христианского гуманизма» . Командующий группой
армий «Центр» фельдмаршал Федор фон Бок сам с немецкими офицерами принимал участие
в православной службе в Борисове.
Вышеприведенные характеристики и примеры довольно ярко отражают всю пестроту
церковной жизни на занятых немцами территориях СССР, ибо становится вполне очевидным,
что размах и характер «религиозного возрождения» во многом зависел от местных
особенностей оккупационной администрации (НСДАП и СС или же Вермахт). Поэтому
и положение РПЦ на занятых немцами территориях целесообразно рассматривать не
по периодам войны, а по регионам и областям.
Положение Церкви в Прибалтике
«Не таких обманывали.
С НКВД справлялись, а этих колбасников обмануть нетрудно».
Митр. Виленский и Литовский Сергий (Воскресенский).
На момент прихода в страны Балтии немецкой армии экзархом Прибалтики был митр.
Сергий (Воскресенский). Пост этот он занимал с января 1941 года. Перед бегством
большевиков из Риги митр. Сергию было приказано эвакуироваться. Вопреки приказу,
он укрылся в крипте рижского кафедрального собора.
Сергий в миру Димитрий Воскресенский, родился в Москве в 1898 г. в семье московского
священника и до революции учился в семинарии, которую не успел закончить. В начале
революции был послушником в Даниловом монастыре. Там же, принял монашество с именем
Сергий. Исследователи, беседовавшие с людьми, знавшими лично отмечают, что в 1920-е
годы это был религиозный, монах, тем не менее, любивший жизнь и светские удовольствия,
любил выпить и провести время среди молодежи, за что на него неоднократно накладывались
епитимии. С 1926 г. он стал сотрудником канцелярии Московской Патриархии. Вероятно,
в 30-е годы епископ Сергий тесно сотрудничал с митр. Сергием (Страгородским),
что и повлияло на дальнейшую карьеру молодого епископа.63
С приходом в Прибалтику немцев (Вермахт вошел в Ригу 30 июня) митр. Сергий постарался
найти общий язык с новой властью. При его дипломатичности успех ему был заранее
обеспечен. Он умел преподать себя в нужном свете. Вскоре он хорошо зарекомендовал
себя как яростный антикоммунист. С помощью роскошных банкетов и щедрых подарков
митр. Сергий обзавелся нужными знакомствами с партийными функционерами и высшими
чинами СС. Комфортабельный дом митрополита и личный автопарк производили впечатление
на немцев.
В отличие от других советских территорий, оказавшихся под немецкой оккупацией,
в Прибалтике произошло расширение территории РПЦ и укрепление власти ее экзарха,
несмотря на то, что в Эстонии и Латвии открыто проявились тенденции к автокефалии.
Сразу же после ухода Советов из Прибалтики митрополиты Латвийский и Эстонский
постарались восстановить утраченную независимость от Москвы. 20.7.1941 г. митр.
Рижский Августин (Петерсон) сделал запрос германским властям с просьбой о восстановлении
Латвийской Православной Церкви под юрисдикцией Константинополя. Аналогичную просьбу,
но уже от имени Эстонской Православной Церкви, сделал митр. Таллинский Александр
(Паулус). Казалось, что церковный раскол был неминуем. Но 12.9.1941 г. митр. Сергий
(Воскресенский) обратился к германским властям с докладной запиской, в которой
объяснял всю нежелательность для Берлина допускать, чтобы Церковь в Латвии и Эстонии
подчинялась Константинопольскому патриарху, чей западноевропейский экзарх проживал
в Лондоне и имел тесные связи с британским правительством. Владыка Сергий сумел
доказать немцам преимущества канонического подчинения Прибалтики. Иными словами,
он предложил оставить Прибалтику в подчинении РПЦ, а его, ее экзархом.
По сути, Сергий добился от Берлина разрешения. В результате раскол в Прибалтике
не состоялся, а некоторым «автокефалистам» ,не без участия Сергия,пришлось даже
иметь дело с гестапо. Немцам надоело терпеть амбициозные заявления сторонников
автокефалии, требовавших выдворения из Латвии «большевицкого ставленника», агента
ЧК экзарха митр. Сергия.64 В Латвии раскол закончился в ноябре 1941 г., когда
гестапо потребовало от митр. Августина немедленного прекращения деятельности его
Синода.65
Что же касается его отношений с Москвой, то немцы поначалу выступали за их разрыв.
Однако митр. Сергий сумел убедить Берлин, что РПЦ никогда не примирялась с советской
властью, подчинившись ей только внешне. Доказывал немцам экзарх и то, что их вмешательство
в управление Церковью (как, например, разрыв канонических связей с Москвой) может
быть использовано Советами для антигерманской пропаганды.
Все эти переговоры привели к тому, что, когда в 1942 году митр. Эстонский Александр
порвал с Сергием, в то время как другой эстонский епископ (Павел Нарвский) остался
ему верен, немцы постановили, что митрополиты Александр и Августин должны именоваться
соответственно митрополитами Ревельским и Рижским, а не Эстонским и Латвийским,
т.к. митрополитом всех трех прибалтийских государств является Сергий (Воскресенский).66
В инструкциях, разосланных фашистскими чиновникам, указывалось, что, хотя приходы
в Эстонии могут входить как в Эстонскую епархию митр. Александра, так и в русскую
епархию еп. Павла, германское командование предпочитает, чтобы как можно больше
приходов вошло в русскую епархию. Следует отметить, что большинство приходов в
Прибалтике осталось в подчинении митр. Сергию. Отчасти это объясняется тем, что
паства не хотела рвать отношений с Русской Церковью, а отчасти тем, что все видели,
на чьей стороне немцы.
Окончательно немецкая политика по отношению к РПЦ в Прибалтике была сформулирована
на совещании в Рейхсминистерстве Восточных земель 20.6.1942 г. Суть итога совещания
сводилась примерно к следующему:
1. Оккупационные власти считают для себя выгодным объединение всех православных
вокруг московского экзарха с целью выселения их после войны в Рейхскомиссариат
«Москва».
2. Для германского руководства не столь важно, кому номинально подчиняется экзарх
в Прибалтике - Москве или Константинополю, тем более, что пребывание экзарха Константинопольского
Патриарха в Лондоне действительно не может быть приятным.
3. Такая политика дает возможность оккупационным властям подчеркивать свою веротерпимость
и использовать полностью антикоммунистические выступления экзарха Сергия в пропагандных
целях.67
Можно лишь догадываться о том давлении, которое испытал на себе в Москве митр.
Сергий (Страгородский) со стороны советских властей, требующих от него осуждения
своего прибалтийского экзарха. В конце концов, большевики своего добились, и 22.9.1942
г. митр. Сергий (Страгородский) обратился с посланием, в котором говорилось:
«...Народ ради блага родины не считает своих жертв и кровь проливает и самую жизнь
отдает... А вот в Риге в начале августа объявились православные наши архиереи...
во главе с присланным из Москвы Сергием Воскресенским, которые «не пожелали страдать
с народом Божиим», а предпочли «имети временную греха сладость» (Евр. 11,25),
пожить благополучно, питаясь от крупиц с фашистского стола... Волосы встают дыбом
при чтении об истязании фашистами женщин, детей и раненых. А митрополит Сергий
Воскресенский со своими «сподвижниками»-архиереями телеграфируют Гитлеру, что
они «восхищаются ведущейся (Гитлером) героической борьбой» (с беззащитными?!)
и «молят Всевышнего, да благословит Он (фашистское) оружие скорой и полной победой...».68
Это послание и не вызвало у экзарха Прибалтики обиды, а когда архиерейский Собор
1943 года отлучил от Церкви всех клириков, проявивших себя коллаборационистами
и среди них был назван и митр. Сергий (Воскресенский), последний напечатал в прибалтийских
газетах статью под названием «Сталин не Савл, он не станет Павлом», в которой
высмеял иллюзорность надежд на мир коммунистов с Церковью,69 но с Москвой все-таки
не порвал. Примечательно, что этого разрыва требовали от него и немцы, когда митр.
Сергий (Страгородский) стал Патриархом, но владыка Сергий убедил их в нелогичности
такого требования, объяснив, что большевики смогут использовать возникший церковный
раскол в антигерманской пропаганде - играя на вмешательстве оккупационных властей
во внутрицерковные дела.
По сути, единственное, чего не удалось митр. Сергию добиться от Берлина, это
- разрешение на каноническое подчинение себе Белоруссии. У Розенберга на это счет
были свои соображения.
Но несмотря на «неудачу» митр. Сергия с Белоруссией, не будет ошибкой назвать
его самым активным иерархом Русской Церкви сотрудничавшим с нацистами на оккупированной
территории СССР. «Помимо отстройки церковной организации и отстаивания интересов
Церкви на территории своего экзархата, митр. Сергий приложил немало усилий для
духовного окормления православной паствы в захваченных гитлеровцами северо-западных
районах СССР. Чего стоит только одна Псковская Миссия (о чем будет рассказано
в соответствующей главе). Вся эта деятельность не могла вызвать одобрения у советской
власти
Люди, смеющие это делать, совершенно справедливо заносились ею в разряд врагов
народа и пособников гитлеровцев. Карающим мечом советского правосудия, по замыслу
Сталина, должны были здесь служить партизанские отряды, действующие на оккупированной
территории. Именно к ним был обращен призыв советского вождя «создавать невыносимые
условия для врага и всех его пособников, преследовать и уничтожать их на каждом
шагу...».70 Митр. Сергий (Воскресенский) был одним из этих пособников. Согласно
воспоминаниям людей, близко его знавших, он всерьез опасался за свою безопасность...
28.4.1944 года по дороге из Вильнюса в Каунас экзарх Сергий и сопровождавшие
его лица были ликвидированы неизвестными. По показаниям местных жителей, нападавшие
были одеты в немецкую военную форму. Немцы заявили, что убийство митрополита было
организовано советскими партизанами. Советская пропаганда приписала это убийство
нацистам.
Рижский священник о. Николай Трубецкой, отсидевший 10 лет за участие в Псковской
Миссии, утверждает, что встретил в лагере человека, якобы бывшего советского партизана,
который сообщил ему, что он участвовал в убийстве митрополита, совершенном по
приказу советской разведки.71
О сомнительности версии об убийстве митр. Сергия немцами говорит и тот факт,
что никто из современных церковных историков не смог связно аргументировать логику,
по которой немцам было бы выгодно избавиться от митр. Сергия.
Положение Церкви в Белоруссии
Белоруссия была регионом, одним из первых оказавшимся под оккупацией, вследствие
стремительного продвижения Вермахта на Восток, и в то же время она была для немцев
наглядным примером результатов советского правления. Как писал историк Белорусской
Церкви еп. Афанасий (Мартос), «немецкие войска застали церковно-религиозную жизнь
в Восточной Белоруссии в разрушенном состоянии. Епископов и священников не было,
церкви были закрыты, переделаны в склады, театры, а многие разрушены. Монастырей
не существовало, монахи разбрелись.»
Белоруссия вместе с Прибалтикой входила в один рейхскомиссариат (Остланд), В
силу того, что экзарх западных областей Украины и Белоруссии митр. Николай (Ярушевич)
не предал родину и предпочел остаться на советской территории, Белоруссия и Украина
оказались без правящего архиерея.
Буквально с самого начала оккупации в церковной жизни Белоруссии проявилось противостояние
между сторонниками подчинения Москве и теми, кто предпочитал автокефалию. Поощряя
белорусский национализм, фашисты стремились создать национальную автокефальную
Церковь, опираясь здесь на белорусских националистов, приехавших сюда из Чехии
и Польши.
Сущность нацистской религиозной политики в Белоруссии сводилась к семи пунктам:
1. Организовать православную Церковь самостоятельно, без всяких сношений с Москвой,
или Варшавой, или Берлином.
2. Церковь должна носить название «Белорусская автокефальная православная национальная
Церковь».
3. Церковь управляется своими св. канонами, и немецкая власть не вмешивается
в ее внутреннюю жизнь.
4. Проповедь, преподавание Закона Божия, Церковное управление должны производиться
на белорусском языке.
5. Назначение епископов должно производиться с ведома немецкой власти.
6. Должен быть представлен немецкой власти статут «Белорусской Православной автокефальной
национальной Церкви».
7. Богослужения должны совершаться на церковнославянском языке.74
в марте 1942 г. собор белорусских епископов избрал архиепископа Пантелеймона
(Рожновского), К моменту проведения собора Белорусская Церковь включала в себя
уже 6 епархий:
1. Минская - во главе с митр. Пантелеймоном (Рожновским).
2. Гродненско-Белостокская (находившаяся за пределами рейхскомиссариата «Остланд»
и поэтому получившая статус экзархата) - во главе с архиеп. Венедиктом (Бобковским),
получившим права экзарха Восточной Пруссии.
3. Могилевская - с еп. Филофеем (Нарко).
4. Витебская - с еп. Афанасием (Мартосом).
5. Смоленско-Брянская - с еп. Стефаном (Севбо).
6. Барановичско-Новгородская.75
Отказ от провозглашения автокефалии Белорусской Церкви не мог понравиться белорусским
националистам. Именно поэтому они приложили все усилия для отстранения митр. Пантелеймона
от управления Церковью - усилия, в конечном итоге увенчавшиеся успехом. По настоянию
националистов, фашисты передали управление Церковью его ближайшему помощнику,
архиеп. Филофею (Нарко). Филофей писал и в своем письме рейхскомиссару «Остланда»
Х. Лозе от 30.7.1942 г.: «Это очень важное и ответственное положение, требующее
точности и правильности церковного канона священной всеобщей Православной Церкви...»
77
В конечном итоге, 30.8.1942 г. в Минске состоялся т.н. «Всебелорусский Православный
Церковный Собор». Инициаторами его созыва выступили сторонники автокефалии Результатом
четырех дней работы собора стала выработка статута Белорусской Церкви и утверждение
мероприятий по достижению автокефалии. Гитлеру была послана телеграмма: «Первый
Всебелорусский Церковный Собор в Минске от имени православных белоруссов шлет
Вам, господин рейхсканцлер, сердечную благодарность за освобождение Белоруссии
от московско-большевицкого безбожного ига, за предоставленную возможность свободно
организовать нашу религиозную жизнь в форме Святой Белорусской Православной автокефальной
церкви и желает быстрейшей полной победы Вашему непобедимому оружию». 79 Послания
главам других Церквей были переданы нацистам лишь спустя год.
В мае 1944 г. собор белорусских епископов издал резолюцию, называющую большевизм
«сатанинским отродьем» и «сыном дьявола»81 ,
Когда белорусские архиереи (во главе с митр. Пантелеймоном) бежали в Германию,
все они примкнули к РПЦЗ, что лишний раз подтверждает их «прорусскую позицию».
Хотя Розенберг и требовал от гауляйтера Лозе, чтобы Русская Церковь соблюдая
умеренность не распространяла своего влияния на православных белоруссов, последнему
выполнить такую директиву было не так-то просто. В своих рапортах, СД была вынуждена
констатировать отсутствие священников-автокефалистов.82 Кроме того, в западных
областях Белоруссии, где были сильны позиции католичества, немцы были склонны
поддерживать православных, видя в католическом населении польскую «пятую колонну».
Одной из отличительных черт немецкой оккупации в Белоруссии была особенная распространенность
бесчеловечного обращения оккупантов с гражданским населением. Массовые облавы,
аресты, карательные рейды СС не могли вызвать у местных жителей нежных чувств
по отношению к творцам «нового порядка».
Вероятно, этим и объясняется факт сотрудничества около десятка белорусских священнослужителей
с советским подпольем и НКВД. Иногда подобным священнослужителям приходилось за
это расплачиваться не только собственной жизнью, но и жизнью своих прихожан. Так,
например, священник с. Хоростово Минской епархии о. Иоанн Лойко за активную партизанскую
работу был сожжен СС в собственном храме вместе с 300 прихожанами. Чудом избежал
подобной участи и священник Кузьма Раина, чья деятельность в качестве партизанского
осведомителя была разоблачена гестапо. Подобное поведение духовенства (как, впрочем,
поведение немцев) разительно отличало Белоруссию от других оккупированных немцами
регионов СССР.
.
В самой же Белоруссии немецкая оккупация вызвала повсеместно «религиозный подъем».
В одном лишь Минске, где к приходу немцев не было ни одной действующей церкви,
спустя всего 3-4 месяца их открылось уже 7 и было крещено 22 тыс. детей. По Минской
епархии было открыто 120 церквей. Оккупационные нацистские власти открыли пастырские
курсы, каждые несколько месяцев выпускавшие 20-30 священников, дьяконов и псаломщиков.83
Аналогичные пастырские курсы были открыты и в Витебске. В ноябре 1942 г. в витебскую
Свято-Покровскую церковь были перенесены мощи св. Евфросинии Полоцкой. В мае 1944
года мощи преподобной были перевезены в Полоцк, где действовали 4 храма и монастырь.84
В некоторых районах Белоруссии, например, в Борисовском, было восстановлено до
75% дореволюционных церквей (в самом Борисове 21 храм). Процесс «возрождения церковной
жизни» продолжался вплоть до самого отступления немцев из Белоруссии. Так, в донесении
командования группы армий «Центр» за январь-февраль 1944 г. говорилось, что в
районе расположения 4-й армии вновь открыто 4 храма, а в Бобруйске впервые за
время войны на Крещение состоялся крестный ход на р. Березину с участием 5000
человек.
Церковь на оккупированной Украине
Великая Отечественная война стала одним из самых тяжелых испытаний, выпавших на долю жителей нашей страны, мощной стеной вставших на пути врага. Правда, среди населения СССР оказалось немало предателей, решивших перейти на сторону фашистов. После окончания войны большинство из этих людей попыталось затеряться среди миллионов советских граждан. Для их выявления по определенным признакам проводились многочисленные специальные мероприятия СМЕРШа и НКВД.
Многоликое предательство
В годы войны предатели, перешедшие на сторону врага, как правило, делились на три группы. Одни воевали на стороне немцев, вторые работали полицаями на оккупированных территориях, а третьи обслуживали немцев в обычной жизни. После окончания боевых действий судьба каждой из этих групп людей сложилась по-разному. В зависимости от этого советскими органами государственной безопасности предпринимались попытки к выявлению бывших предателей, которых выявляли по нескольким принципам. Бывшие советские граждане, которые воевали на стороне немцев в частях Вермахта, после войны составляли костяк многочисленных лесных банд. Для их обнаружения и уничтожения проводились специальные войсковые операции. Тем не менее, поскольку данные лица не скрывали свою службу у немцев, выявить их не представляло большого труда. Похожим образом обстояло дело с теми, кто обеспечивал фашистам комфортный быт на оккупированных территориях. Многие из этих людей ушли вместе с немцами. Тех же, кто остался, хорошо знали в лицо соседи. Как правило, подобные пособники фашистов получали различные сроки, отправляясь в лагеря. Сложнее всего обстояло дело с полицаями и бывшими карателями. Большинство из них осталось на советской территории, постаравшись затеряться в многомиллионной стране. Поскольку в родных местах жить они не могли, такие люди переезжали в другие области страны, обычно выдавая себя за партизан. Известны случаи, когда бывшие полицаи, сменив маску, становились весьма уважаемым людьми и даже руководителями ветеранских организаций. Для их обнаружения СМЕРШЕМ и органами НКВД, проводились сложные фильтрационные мероприятия, по выявлению предателей среди людей, представляющихся партизанами или вышедшими из окружения.
Работа по выявлению предателей
Примечательно, что искать пособников фашистам спецслужбы СССР начали еще во время войны, сразу после окончания битвы под Москвой. Как только та или иная территория освобождалась от немцев, в ее населенные пункты тут же пребывали следователи НКВД, организуя тщательную проверку всех переживших оккупацию граждан. Опрашивалось большое количество свидетелей, для определения точного круга лиц работавших на немцев. В данной работе большую помощь оказывали захваченные немецкие архивы с подробными списками предателей. Примечательно, что последние суды над пособниками немцев на оккупированных территориях датируются 1987 годом. В качестве примера о том, насколько сложно компетентным органам было выявлять предателей, можно привести историю знаменитой Тоньки-пулеметчицы. Во время войны Антонина Макарова добровольно ушла на фронт. Но вскоре попала в окружение, а затем в плен. Чтобы спасти свою жизнь беспринципная женщина сразу же согласилась сотрудничать с фашистами. Ей было поручено показательно из пулемета расстреливать партизан, которых фашисты в большом количестве ловили в Брянских лесах. За каждый расстрел Макарова получала заработную плату, равнявшуюся 30 немецким маркам. Перед уходом фашистов, Тонька-пулеметчица была с фальшивыми документами переведена в концлагерь. Когда узников освободили, женщина представилась медсестрой и устроилась на работу в госпиталь. Вскоре Антонина Макарова вышла замуж за фронтовика Виктора Гинзбурга и переехала жить в Белоруссию. Лишь спустя тридцать лет, которые женщина спокойно проработала на ткацкой фабрике, на ее след вышли сотрудники КГБ и арестовали. Обнаружили ее можно сказать случайно. В Брянске на улице прохожим был опознан некий Николай Иванин начальник местной тюрьмы. Он то и рассказал, о том, как Антонина в годы войны из пулемета расстреливала советских партизан. Самое невероятное, что на суде женщина совершенно не раскаивалась в своей деятельности во время войны, заявив, что для нее это была обычная работа, как и любая другая. В 1978 году суд приговорил Тоньку-пулеметчицу, которой исполнилось 59 лет к расстрелу.
По этой же теме:
Как в СССР ловили «травниковцев» и других предателей после войны Как после войны ловили предателей, которые воевали за Гитлера Что бывшие полицаи делали в СССР после войны
Наиболее известный генерал из коллаборационистов. Пожалуй, и самый по-советски титулованный: Андрей Андреевич заслужил всесоюзное почтение в Великой отечественной войне еще до пожизненной опалы – в декабре 1941 года «Известия» опубликовали пространный очерк о роли командиров, сыгравших весомую роль в обороне Москвы, где был снимок и Власова; сам Жуков высоко оценивал значимость участия генерал- лейтенанта в этой кампании. Предал он, не справившись с «предлагаемыми обстоятельствами», виновными в которых, по сути, не был. Командуя 2-й ударной армией в 1942 году, Власов долго, но безуспешно пытался вывести свое соединение из окружения. Он попал в плен, будучи проданным старостой деревни, где пытался скрыться, задешево – за корову, 10 пачек махорки и 2 бутылки водки. «Не прошло и года», как плененный Власов свою Родину продал еще дешевле. Высокопоставленный советский командир неминуемо должен был расплатиться за свою лояльность действием. Несмотря на то, что Власов сразу же после пленения заявил о своей готовности всячески содействовать германским войскам, немцы долго решали, куда и в каком качестве его определить. Власова считают руководителем Русской освободительной армией (РОА). Это созданное нацистами объединение русских военнопленных в итоге не оказало значимого влияния на исход войны. Генерала-предателя поймали наши в 45-м, когда Власов хотел сдаться американцам. Он потом признался «в малодушии», каялся, осознавал. В 46-м Власова повесили во дворе московской Бутырки, как и многих других высокопоставленных коллаборационистов.
Шкуро: фамилия, определяющая судьбу
В эмиграции атаман встречался с легендарным Вертинским, и жаловался, на то, что проиграл – чувствовал, наверное, скорую погибель - еще до того, как поставил на нацизм вместе с Красновым. Немцы сделали этого популярного в Белом движении эмигранта группенфюрером СС, пытаясь объединить под его началом русских казаков, оказавшихся вне СССР. Но ничего дельного из этого не получилось. В конце войны Шкуро выдали Советскому Союзу, он закончил свою жизнь в петле – в 1947 году атамана повесили в Москве.
Краснов: не любо, братцы
Казачий атаман Петр Краснов после нападения нацистов на СССР также сразу же заявил о своем активном желании содействовать фашистам. С 1943 года Краснов руководит Главным управлением казачьих войск Имперского Министерства Восточных оккупированных территорий Германии – верховодит, по сути, такой же аморфной структурой, как и у Шкуро. Роль Краснова во Второй Мировой и окончание жизненного пути аналогичны судьбе Шкуро – после выдачи англичанами он был повешен во дворе бутырской тюрьмы.
Каминский: фашистский самоуправленец
Бронислав Владиславович Каминский известен руководством так называемой Локотской республики в одноименном поселке Орловской области. Сформировал из числа местного населения дивизию СС РОНА,грабившую деревни на оккупированной территории и воевавшую с партизанами. Лично Гиммлер награждал Каминского Железным крестом. Участник подавления Варшавского восстания. Расстреляли его в итоге свои же – по официальной версии, за то, что проявил излишнее рвение в мародерстве.
Тонька-пулеметчица
Санитарка, сумевшая в 41-м году выбраться из Вяземского котла. Попав в плен, Антонина Макарова оказалась в вышеупомянутой Локотской республике. Сожительство с полицаями совмещала с массовыми расстрелами из пулемета жителей, уличенных в связях с партизанами. По самым приблизительным подсчетам, убила таким образом свыше полутора тысяч человек. После войны скрывалась, сменила фамилию, но в 1976 была опознана выжившими свидетелями расстрелов. Приговорена к расстрелу и уничтожена в 1979 году.
Борис Хольмстон-Смысловский: «многоуровневый» предатель
Один из немногих известных активных помощников нацистов, которые умерли своей смертью. Белоэмигрант, кадровый военный. Поступил на службу в вермахт еще до начала Второй мировой, последнее звание – генерал-майор. Принимал участие в формировании русских добровольческих частей вермахта. В конце войны сбежал с остатками своей армии в Лихтенштейн, и это государство СССР его не выдало. После Второй мировой сотрудничал с разведками Германии и США.
Палач Хатыни
Григорий Васюра до войны был учителем. Окончил военное училище связи. В самом начале Великой Отечественной попал в плен. Согласился сотрудничать с немцами. Служил в карательном батальоне СС в Белоруссии, проявляя при этом звериную жестокость. В числе прочих деревень им и его подчиненными была уничтожена и печально известная Хатынь – всех ее жителей согнали в сарай и заживо сожгли. Васюра расстреливал выбегавших из пулемета. После войны недолго отсидел в лагере. Неплохо устроился в мирной жизни, в 1984 году Васюре даже удалось получить звание «Ветеран труда». Сгубила его жадность – обнаглевший каратель захотел получить Орден Великой Отечественной войны. В этой связи стали выяснять его биографию, и все открылось. В 1986 году Васюру по приговору трибунала расстреляли.
Источник Balalaika24.ru.
Тысячи военных преступников, коллаборационистов, сотрудничавших с немцами во время войны, после её окончания не смогли избежать наказания. Советские спецслужбы делали всё возможное, чтобы никто из них не избежал заслуженного наказания…
Очень гуманный суд
Тезис о том, что за каждое преступление бывает наказание, в ходе процессов над нацистскими преступниками был опровергнут самым циничным образом. По протоколам Нюрнбергского суда, 16 из 30 высших руководителей СС и полиции Третьего рейха не только сохранили жизни, но и остались на свободе.Из 53 тыс. эсэсовцев, которые были исполнителями приказа об истреблении «неполноценных народов» и входили в состав «эйнзатцгрупп», к уголовной ответственности было привлечено только около 600 человек.
Список обвиняемых на главном Нюрнбергском процессе состоял всего из 24 человек, это была верхушка нацистских органов. На Малых Нюнбергских процессах было 185 обвиняемых. Куда делись остальные?
В основной своей массе - бежали по так называемым «крысиным тропам». Главным пристанищем нацистам служила Южная Америка.
В тюрьме для нацистских преступников в городе Ландсберге к 1951 году оставалось всего 142 заключенных, в феврале того же года верховный комиссар США Джон Мак-Клой помиловал одновременно 92 заключенного.
Двойные стандарты
Судили за военные преступления и советские суды. Разбирались в том числе дела палачей из концентрационного лагеря Заксенхаузен. В СССР были приговорены к длительным срокам заключения главный врач лагеря Гейнц Баумкеттер, повинный в смертях огромного количества узников.Густав Зорге, известный как «железный Густав» участвовал в расстреле тысячи заключенных; охранник лагеря Вильгельм Шубер лично расстрелял 636 советских граждан, 33 польских и 30 немецких, также участвовал в казнях 13 000 военнопленных.
В числе других военных преступников вышеперечисленные «люди» были переданы властям ФРГ для отбывания заключения. Однако в федеративной республике все трое недолго оставались за решеткой.
Их отпустили, причем каждому было выдано пособие в размере 6 тыс. марок, а «доктор-смерть» Гейнц Баумкеттер даже получил место во одной из немецких больниц.
Во время войны
Военных преступников, тех, кто сотрудничал с немцами и был виновен в уничтожении мирных граждан и советских военнопленных советские органы госбезопасности и СМЕРШ начали разыскивать ещё во время войны. Начиная с декабрьского контранаступления под Москвой, на освобожденные от оккупации террритории прибывали оперативные группы НКВД.
Они собирали сведения о лицах, сотрудничавших с оккупационными властями, допрашивали сотни свидетелей преступлений. Большинство переживших оккупацию охотно шло на контакт с НКВД и ЧГК, выказывая лояльность советской власти.
В военное время суды над военными преступниками проводились военными трибуналами действующих армий.
«Травниковцы»
В конце июля 1944 года в руки СМЕРШа попали документы из освобождённого Майданека и учебного лагеря СС, который размещался в местечке Травники в 40 км от Люблина. Здесь готовили вахманов - охранников концлагерей и лагерей смерти.
В руках СМЕРШовцев оказалась картотека с пятью тысячами фамилий тех, кто проходил обучение в этом лагере. В основном это были бывшие советские военнопленные, которые подписали обязательство служить в СС. СМЕРШ начал поиск «травниковцев», после войны поиски продолжил МГБ и КГБ.
Следственные органы отыскивали «травниковцев» больше 40 лет, первые процессы по их делам датируются августом 1944 года, последние процессы прошли в 1987 году.
Официально в исторической литературе зафиксировано не меньше 140 процессов по делу «травниковцев», хотя Аарон Шнеер, израильский историк, вплотную занимавшийся этой проблемой, полагает, что их было намного больше.
Как искали?
Все репатрианты, вернувшиеся в СССР, проходили через сложную систему фильтрации. Это была необходимая мера: среди оказавшихся в фильтрационных лагерях были и бывшие каратели, и сообщники нацистов, и власовцы, и те же «травниковцы».Сразу после войны на основании трофейных документов, актов ЧГК и свидетельств очевидцев органами госбезопасности СССР были составлены списки нацистских пособников, подлежащих розыску. В них входили десятки тысяч фамилий, кличек, имён.
Для первоначального отсева и последующего поиска военных преступников в Советском Союзе была создана сложная, но эффективная система. Работа велась серьёзная и планомерная, создавались розыскные книги, разрабатывалась стратегия, тактика и приемы розыска. Оперативные работники просеивали массу информации, проверяя даже слухи и те сведения, которые прямо не относились к делу.
Следственные органы искали и находили военных преступников по всему Советскому Союзу. Спецслужбы вели работу среди бывших остарбайтеров, среди жителей оккупированных территорий. Так были выявлены тысячи военных преступников, соратников фашистов.
Тонька пулемётчица
Показательна, но при этом уникальна судьба Антонины Макаровой, которая за свои «заслуги» получила прозвище «Тонька пулемётчица». В годы войны она сотрудничала с фашистами в Локотской республике и расстреляла больше полутора тысяч пленных советских солдат и партизан.Уроженка Московской области Тоня Макарова в 1941 году сама пошла на фронт санитаркой, попала в Вяземский котел, затем была арестована фашистами в поселке Локоть Брянской области.
Антонина Макарова
Село Локоть было «столицей» так называемой Локотской республики. В Брянских лесах было много партизан, которых фашистам и их соратникам удавалось регулярно ловить. Чтобы расстрелы были как можно более показательными, Макаровой дали пулемет «Максим» и даже назначили зарплату - 30 марок за каждый расстрел.Незадолго до того как Локоть был освобожден Красной армией Тоньку-пулеметчицу отправили в концлагерь, что ей помогло - она подделала документы и выдала себя за медсестру.
После освобождения - устроилась в госпиталь и вышла замуж за раненого солдата Виктора Гинзбурга. После Победы семья молодоженов уехала в Белоруссию. Антонина в Лепеле устроилась работать на швейную фабрику, вела примерный образ жизни.
На её следы сотрудники КГБ вышли только через 30 лет. Помогла случайность. На площади Брянска мужчина накинулся с кулаками на некоего Николая Иванина, узнав в нем начальника локотской тюрьмы. От Иванина и началась расплетаться ниточка к Тоньке-пулеёетчице. Иванин вспомнил фамилию и то, что Макарова была москвичкой.
Поиски Макровой шли интенсивно, сначала заподозрили другую женщину, но свидетели её не опознали. Помогла опять случайность. Брат «пулемётчицы», заполняя анкету для выезда за границу, указал фамилию сестры по мужу. Уже после того как следственные органы обнаружили Макарову, её «вели» несколько недель, провели несколько очных ставок для точного установления личности.
20 ноября 1978 года 59-летнюю Тоньку-пулеметчицу приговорили к высшей мере наказания. На суде она оставалась спокойной и была уверена, что её оправдают или сократят срок. К своей деятельности в Локте она относилась как к работе и утверждала, что совесть её не мучает.
В СССР дело Антонины Макаровой стало последним крупным делом об изменниках Родине в годы Второй мировой войны и единственным, в котором фигурировала женщина-каратель.
